* 5-летняя дочь моего мужа почти не ела с первого дня свадьбы. “Прости, мама… Я не голодна”, — повторяла она….
Еда оставалась нетронутой, максимум — маленький глоточек сока. «Лиза, ну съешь хоть немножко!», — говорил Андрей, не отрываясь от газеты или телефона. В его голосе иногда проскальзывали такие жёсткие нотки, что Лиза съёживалась ещё больше.
«Ничего-ничего, Лиза, не заставляй себя, если не хочется». Я старалась улыбаться как можно мягче, но Лиза лишь отрицательно качала головой и соскальзывала со стула. Андрей тяжело вздыхал, откладывая телефон.
«Извини, Маш, Лиза всё ещё не привыкла к переменам. Она очень привыкла к еде, которую готовила, ну ты понимаешь, Юля. Возможно, новые вкусы её просто сбивают с толку».
Андрей вообще не любил много говорить о бывшей жене. Кроме того, что она скоропостижно скончалась от какой-то внезапной болезни, он никаких подробностей не сообщал. Я думала, что ему тяжело вспоминать и не решалась расспрашивать, боясь бередить старые раны.
Но мысль о том, что моя стряпня, может, не нравится Лизе, не давала мне покоя. «Может, я действительно готовлю как-то не так?» Эта мысль сверлила мозг. На работе, перебирая медицинские карточки в регистратуре, я то и дело ловила себя на том, что думаю о Лизе и её аппетите.
Я купила несколько кулинарных книг с детскими рецептами, часами сидела в интернете, выискивая меню, которое могло бы понравиться ребёнку. Но с каждым днём реакция Лизы, казалось, становилась всё холоднее, её тарелки оставались почти нетронутыми. «Время всё исправит», — говорил Андрей, кладя мне руку на плечо перед уходом на работу.
«Лиза примет тебя. Ты очень добрая. Из тебя точно получится хорошая мать».
Его слова подбадривали, но глубоко в душе я чувствовала неясную сосущую тревогу. Особенно, когда замечала, как дрожат маленькие ручки Лизы, когда она брала стакан с соком, или когда видела тень страха, мелькавшую в её больших голубых глазах. Это было что-то неописуемое, какая-то червоточина в вроде бы налаживающейся семейной жизни.
Вечером, возвращаясь с работы, я забирала Лизу из садика. Я немного успокаивалась, видя, как она весело играет с другими детьми. Но стоило Лизе заметить меня, как её личико тут же омрачалось, улыбка исчезала.
«Во что ты сегодня играла?», — пыталась я завязать разговор в машине по дороге домой. Но Лиза лишь молча смотрела в окно, не отвечая. И в тот вечер она снова почти не притронулась к ужину.
Я приготовила спагетти с фрикадельками, которые, как мне казалось, должны были понравиться любому ребёнку, сделала небольшой овощной салатик и спекла домашнее печенье. Всё осталось на тарелке. «Лиза, у тебя что-нибудь болит?», — я опустилась перед ней на колени, заглядывая в глаза с беспокойством.
Она покачала головой. «Прости, мама, я не голодна». Услышав это «мама», моё сердце сжалось.
С одной стороны, я была счастлива, что она наконец-то назвала меня так, но с другой стороны, я не могла отделаться от ощущения, что ребёнок что-то терпит, что-то скрывает. Возможно, она всё ещё думает о своей покойной матери и не может принять новую. Я хотела растопить лёд в её сердечке, даже если на это уйдёт много времени.
Отказ Лизы от еды становился всё серьёзнее с каждым днём. Я, поначалу думавшая, что это просто детские капризы или избирательность в еде, постепенно начала всерьёз беспокоиться. Дни, когда Лиза не съедала ни крошки завтрака, стали обыденностью.
Воспитательница в садике тоже сообщила, что большую часть обеда она оставляет нетронутой. «Лиза сегодня опять почти ничего не ела на обед», сказала мне воспитательница, когда я пришла забирать её. «У неё есть какие-то продукты, которые она особенно не любит?»…